Ни одна, ни другая женщина, сторожившие смертный сон покойницы, не обменялись ни словом после того, как закончили свою работу. Сюзанна, не стесняясь, отослала невестку, которая через силу все-таки предложила им свою помощь, и без особого труда избавилась от всех троих родственников. Нисколько не огорчившись, те вернулись в свои постели, бросив на нее все хлопоты. Хозяйка и служанка остались вдвоем проводить часы ночного бдения.
— Вы замерзли, — прервала молчание Раннильт, заметив, как Сюзанна передернулась от внезапной дрожи. — Хотите, я принесу вам плащ? Вам даже в кладовке за работой было без него холодно, а сейчас мы просто сидим, и к рассвету становится все холоднее. Давайте я потихоньку спущусь и принесу.
— Нет, — рассеянно отказалась Сюзанна. — Мне тепло. — Она обернулась к девушке и долгим пристальным взглядом мрачно уставилась ей в лицо. — Неужели ты так из-за меня расстроилась, что решила не спать и сидеть со мною всю ночь? Мне показалось, что ты вошла очень скоро. Ты все видела и слышала?
Раннильт задрожала при одном воспоминании, что влезла в холл без спросу, но голос Сюзанны звучал ровно и спокойно, и лицо было безмятежным.
— Нет, я не подслушивала. Но кое-что невольно услыхала. Она похвалила вас за припасы. Наверно, она пожалела, что так себя вела с вами. Как странно, что она вдруг заговорила об этих вещах, как будто прямо гордилась, что бочонок с толокном у вас еще наполовину полон… Нет, видно, она и вправду сама пожалела, что никто не ценил вашу заботу! Она ставила вас выше, чем всех остальных.
— Она вспомнила те дни, когда сама правила домом, — сказала Сюзанна. — Все лежало на ее плечах, как потом на моих. Старики под конец жизни живут прошлыми воспоминаниями. — Внимательный взгляд Сюзанны пристально следил за Раннильт, в ее больших глазах плясал огонек, отражающийся от тусклой лампы. — А ты, оказывается, обожгла руку, — сказала она. — Бедняжка!
— Ничего! Это пустяк! — сказала Раннильт и торопливо спрятала руку в складках юбки. — Такая уж я, видать, неуклюжая. Это я, когда веревка загорелась. Сейчас уже и не больно.
— Веревка?..
— Веревка, которой был перевязан сверток, который там валялся. Конец веревки растрепался, и я не сразу заметила, как она вспыхнула.
— Вот беда! — сказала Сюзанна и замолкла, разглядывая мертвое лицо своей бабушки. Уголки губ у нее дернулись в слабом подобии улыбки. — Так, значит, там лежал сверток? А я была в плаще… Да! Ты много чего успела заметить, несмотря на испуг. Небось и напугали же тебя мы обе, я да бабушка.
В последовавшем за этими словами продолжительном молчании Раннильт с благоговейным страхом поглядывала на хозяйку. Она чувствовала себя виноватой, что нечаянно влезла без спросу куда не следует.
— А теперь ты гадаешь, что было в этом свертке и куда он исчез раньше, чем мы зажгли свечи? Исчез вместе с моим плащом! — Строгие глаза, на дне которых пряталась затаенная улыбка, немигающим взглядом следили за виноватым личиком Раннильт. — Почему бы тебе не гадать? Это же так естественно!
— Вы на меня сердитесь? — набравшись храбрости, шепотом спросила Раннильт.
— Нет! Почему я должна сердиться? Я замечала и верю, что временами ты мне сочувствовала, как женщина женщине. Скажи, ведь это так, Раннильт?
— Сегодня утром… — совсем оробев, пролепетала Раннильт. — Да как же тут было не посочувствовать?
— Знаю. Ты видела, как меня тут унижают. — Сюзанна старалась говорить помягче, поспокойнее, как взрослая женщина с девочкой, но с девочкой, чьим мнением она дорожила. — Как меня всю жизнь унижали! Матушка моя умерла, бабушка совсем одряхлела, и я была нужна им, пока брат не женился. А когда женился, то не прошло и дня, как я стала ненужной! Столько лет зря потрачено! И вот я брошена — безмужняя, бездетная, оставшаяся не у дел.
Снова наступило молчание. У Раннильт сердце разрывалось от жалости и возмущения, но язык точно прирос к гортани. Забрезжил дрожащий проблеск рассвета, и потянуло утренним холодком.
— Раннильт! — серьезно и задумчиво обратилась к девушке Сюзанна. — Умеешь ли ты хранить секреты?
— Ваш секрет я обязательно сохраню! — шепотом откликнулась Раннильт.
— Поклянись, что никогда никому не обмолвишься ни словом, и я расскажу тебе то, чего никто не знает.
Едва дыша, Раннильт торжественно поклялась, польщенная и согретая таким великим доверием.
— Скажи, ты поможешь мне осуществить то, что я задумала? Я была бы рада, если ты мне поможешь… Твоя помощь мне очень нужна!
— Я сделаю для вас все, что только в моих силах!
Никто никогда не оказывал ей такого доверия и не обращался к ней с просьбами, никто никогда не смотрел на нее иначе, как на слабое и зависимое существо. Не удивительно, что сейчас она откликнулась всем сердцем.
— Я верю и надеюсь на тебя, — сказала Сюзанна, подавшись всем телом к Раннильт, так что лицо ее оказалось на свету. — Свой сверток и плащ я прибрала перед тем, как принести свечу, они спрятаны у меня в спальне. Если бы не смерть бабушки, я собиралась этой ночью навсегда уйти отсюда, покинуть дом, где я никогда не видела справедливости, и покинуть этот город, где для меня нет достойного места. Нынче ночью мне сам Бог помешал. Но завтра… Завтра в ночь я уйду! Если ты согласишься помочь, то я смогу забрать побольше своих убогих пожитков, чем могла бы унести сама, так как первую, короткую часть пути должна буду проделать одна. Придвинься ко мне поближе, дитя мое, и я скажу тебе… — Голос ее сделался совсем тихим и неясным, и она выдохнула свой секрет в самое ухо Раннильт. — За мостом, в конюшне моего отца, под Франквиллем меня ждет кто-то, кто меня по-настоящему ценит…
Глава одиннадцатая
Пятница, с утра до вечера
Когда на следующее утро Сюзанна вышла к завтраку, семья уже собралась за столом, у всех был подавленный вид. Она демонстративно отстегнула от пояса тонкую цепочку, на которой у нее висели ключи, и положила связку перед Марджери.
— Теперь они ваши, сестрица, как вы и желали. С сегодняшнего дня вы заведуете хозяйством, и я не буду вмешиваться.
Она была бледна, под глазами после бессонной ночи были мешки, но и остальные выглядели не лучше. Сегодня всем захочется пораньше лечь спать, и они разойдутся по спальням, как только стемнеет, чтобы хорошенько отоспаться.
— С утра я обойду с вами кухню и кладовую и покажу все, что там есть. Мы вместе переберем белье и все, что я должна вам передать. Желаю удачи! — закончила Сюзанна.
Марджери пришла в полное замешательство от такого великодушия и старалась задобрить золовку во время совместного обхода, который заставила совершить Сюзанна.
— Ну а теперь, — бодро сказала Сюзанна, стряхнув со своих плеч бремя обязанностей, — мне надо сходить за Мартином Белкотом, чтобы заказать гроб, а отец навестит священника из церкви Святой Девы Марии. После этого прошу меня извинить. Мне хотелось бы немного поспать, поспать нужно и этой девушке: мы с ней обе не смыкали глаз всю ночь.
— Я вполне справлюсь одна, — ответила Марджери, — и постараюсь не шуметь около вашей спальни. Если можно, я хочу прямо сейчас достать все, что понадобится для обеда, тогда вам ничего не будет мешать.
Она разрывалась между чувством унижения и ликующего торжества. Покойник в доме — не большая радость, но мрачное настроение пройдет через несколько дней, и тогда уже ей никто не будет мешать делать все по-своему. Отныне она свободна от бдительного ока старухи, которая за всем надзирала и, как ни старайся, пренебрежительно осуждала все, что она делала; свободна от старой девы, которая, надо надеяться, отстранится от участия в домашних делах, а муж укрощен и во всем будет плясать под ее дудку!
Первые послеполуденные часы брат Кадфаэль провел у себя в сарайчике и, приведя все в порядок, отправился взглянуть, как идет работа в полях Гайи. Погода по-прежнему держалась солнечная и теплая, и вся ребятня, городская и форгейтская, с рождения живущая у воды и выучившаяся плавать чуть ли не с пеленок, резвилась на мелководье; некоторые крепыши отваживались даже переплывать через Северн в тех местах, где было медленное течение. Весенний паводок кончился, и река текла спокойно, но эти мальчишки знали ее коварство и не очень-то ей доверяли.